Колыбельная для Шауры
Опубликовано: 07 июня 2024Родители, словно предчувствуя ее будущую судьбу, дали ей имя, в переводе с башкирского означающее «знаменитая», «известная».
Заслуженная артистка РБ, лауреат Государственной молодежной премии им. Ш. Бабича, член Союза композиторов России и Башкортостана, заведующий кафедрой специального фортепиано УГИИ имени З. Исмагилова Шаура Сагитова этот аванс оправдала в полной мере, сочетая талант пианиста и композитора с трудолюбием, а свойственную творческим людям спонтанность с рациональностью.
– 17 лет назад в журнале «Уфа» вышла статья о вас. Тогда вам было всего 18, а за плечами – победы на международных конкурсах, признание вашего таланта большими музыкантами. Успехи в творчестве за эти годы очевидны. А ваши представления о жизни – насколько их подкорректировало время? Как они видятся сегодня?
– Проблема в том, что я не совсем помню, как они виделись мне тогда…
– А мы напомним. «Шаура считает, что плохих людей просто нет. Есть те, кого запутала жизнь, кто обозлился и пытается отгородиться от новых неудач. Даст Бог, жизнь ее не разубедит». Не разубедила?
– Мне кажется, что в целом я свою точку зрения не поменяла. Понятно, что бывают какие-то частности, исключения. Нельзя сказать, что априори таких людей нет. Плохого в жизни много, но я думаю, что мне очень повезло родиться в среде, где преобладает здоровый оптимизм. Не такой, когда у тебя все плохо, а ты продолжаешь подставлять щеку новым неприятностям. Надо сконцентрироваться на хорошем, не отметая плохого, а имея его в виду.
– Насколько, по-вашему, среда, окружение определяют жизнь человека, его предназначение?
– Это такая позиция, которая может работать как в плюс, так и в минус. Случается, что среда далеко не благоприятная, но человек сопротивляется, хочет вырваться из нее и у него получается. А то, что влияет, безусловно. Когда я училась в ассистентуре в консерватории имени Чайковского у Юрия Васильевича Воронцова, он сетовал, что я не могу в полной мере напитаться той творческой средой, которая свойственна Москве. (В то время уже работала и бывала в столице наездами.) Поэтому, наверное, многие и уезжают из Уфы, чтобы окунуться в тот мир, где возможностей для реализации больше. У меня такого желания не было, а сейчас тем более: сегодня в нашем городе очень насыщенная культурная жизнь и это радует. Но есть и другая сторона медали. Когда в Москве я познакомилась со своими сверстниками, молодыми композиторами, которые уже чего-то достигли, то на какое-то время это вызвало некий приступ меланхолии: казалось, что у меня ничего не получается, а вокруг по-настоящему талантливые люди. Большое влияние на мое формирование как композитора оказал Ильдар Изильевич Хисамутдинов, который и по сей день остается моим наставником, в любой момент открытым для общения.
– Есть такое устойчивое выражение – муки творчества. Насколько они свойственны вам?
– Мне кажется, что творчество – отражение нашей жизни. Если у человека все всегда хорошо, то это тревожный знак. Да так и не бывает. Мы не можем влиять на обстоятельства, но можем выбрать, как быть с этим. Например, избегать контактов с теми, кто нам неприятен. Если говорить о творческих кризисах, то абсолютно нормально быть уставшим, чего-то не делать через силу, дать себе отдохнуть. Творчество для меня иногда – резюме каких-то событий, прекрасных и не очень. Иногда – способ выхода из каких-то ситуаций, эмоциональных состояний. А порой работа, где ты находишь зерно, близкое тебе, резонирующее с тобой диссонансом или полным согласием. За него зацепляешься и делаешь это с душой. Концентрируешься на том, что дает чувство удовлетворения.
– А что дает вдохновение? Любовь?
– Скорее, нет. Очень большой миф, что творческий процесс начинается с вдохновения. Скорее с озарения. Вот оно случается. Но ни один уважающий себя профессиональный композитор не сидит и не ждет, когда на него снизойдет вдохновение. Говорят, аппетит приходит во время еды. Так оно и есть. Когда в процессе создания произведения вгрызешься в материал, проникаешь в него, то через некоторое время чувствуешь: вот оно, вдохновение. Но сначала, конечно, искра, идея. Я бы так выстроила цепочку: интерес – работа – вдохновение. Оно – следствие, а не причина. Не бывает так: увидела, например, величественный Эльбрус и в голове зазвучала симфония.
– Можно ли вообще объяснить, как рождается музыка?
– Могу говорить только про себя. Чаще всего она возникает глубоко в подсознании – когда слышишь какие-то вещи, которые впоследствии становятся ядром сочинения. Два года назад 12 молодым композиторам предложили исполнить на концерте свои произведения, дали полный карт-бланш. Кто-то представил прежние сочинения, кто-то – новые. Когда тебе дают свободу выбора, порой ощущаешь растерянность. После нескольких лет работы в Национальном оркестре народных инструментов, где много занималась, вкладывая душу по заданию, было сложно создавать что-то с нуля, без вводных данных. Тогда я задумалась, в каком состоянии нахожусь? Так появилась пьеса «Колыбельная для кита». Давно хотела написать что-то певучее, распевное для друзей-тромбонистов, в основном исполняющих что-то большое, низкое, не способное на выразительность. Постепенно в голове возникло звучание трех поющих тромбонов, но чего-то не хватало. И тут вспомнилась история кита, у которого обнаружился редкий генетический сбой: он пел на другой частоте, сородичи его не понимали, а он не слышал их. И все сложилось – вокруг этих тромбонов вырос весь оркестр. Несколько дней в моей голове все обрастало подробностями, и когда все сложилось – села и записала. Если произведение большое, то выписываю отдельные тезисы для себя. Процесс может отличаться, но главное, чтобы сложился эмоциональный образ. А вообще композиторы работают по-разному: одни сочиняют за инструментом, другие – за компьютером, а я в голове с нотной бумагой и карандашом в руках.
– Часто, желая подчеркнуть, что человек всего добился сам, говорят: он родился в простой семье. Про вашу так не скажешь. Можно сказать, что вы появились на свет уже с золотой ложкой во рту…
– В моем случае, думаю, речь не идет о социальном статусе, потому что большая часть моей семьи – люди творческие. И, наверное, само собой получилось, что выбрала такой путь. И моя сестра тоже. Она окончила тот же музыкальный колледж, параллельно занималась живописью, а теперь – анимацией. Бабушка – оперная певица, заведует кафедрой вокала в институте искусств. Папа и дядя в свое время учились в музыкальной школе №1 имени Сабитова. Мама, выпускница мехмата МГУ, ходила в музыкалку. Они понимали, что такое творчество, и давали заниматься тем, чем я хотела, поддерживали меня. Но гораздо важнее другое. В нашей семье каждый старался достигнуть в своем деле максимального результата, что было само собой разумеющимся, поэтому нормально, когда от тебя ожидают того же. Не буду отрицать: социальный статус присутствует, но это не значит, что все преподносили на блюдечке – мне не только дали большие возможности, но и приучили работать.
– Из чего сегодня состоит ваша жизнь? Тогда, 17 лет назад, были учеба, участие в конкурсах, первые композиторские опыты.
– Второй год заведую кафедрой фортепиано в институте искусств, что отнимает много времени: много бумажной и организационной работы. У меня есть ученики и здесь, и в родном колледже. Помимо этого, читаю лекции. С композиторской стороны веду разные проекты. Сейчас начинаю работу над музыкой к фильму Булата Юсупова, заканчиваю над своей первой оперой – «Северные амуры».
– В представлении обычного человека композитор – это тот, в голове которого постоянно звучит музыка. Это так?
– Бывает, когда работаю с учениками, то какие-то отрывки произведений цепляются, а в это время за стеной играет другой пианист, а сверху звучит валторна. Такая какофония. Поэтому сочиняю ночью, когда все звуки исчезают и можно сконцентрироваться...
– А как складываются музыкальные образы городов? Москвы, Петербурга, Уфы? С чем они ассоциируются?
– Очень интересный вопрос. Звуковой образ города – он ведь не только музыкальный. Когда долго не можешь уснуть, слух особенно обострен: вот проехал одинокий троллейбус, завизжали тормоза. Москва для меня город, где фоном звучит мужской голос, объявляющий: «Внимание, двери закрываются! Следующая станция – «Белорусская». С Питером связано несколько образов. Один ассоциируется с 11-й симфонией Шостаковича «1905 год». В ее первой программной части «Дворцовая площадь» буквально физически ощущаешь пустоту пространства, ожидание чего-то трагического – предчувствия будущего Кровавого воскресенья. Все это я услышала, когда однажды вышла на дворцовую площадь с набережной. Было раннее утро, туман – и в моей голове зазвучала симфония. Другой образ – некий микс, где соединяются скрипка и баян уличных музыкантов с блюзом группы Billy's Band. Мне так слышится, но может быть, это все-таки профдеформация?
– А Уфа?
– С ней сложнее всего. Новый город проще идентифицировать. В Вене на каждом шагу звучит Моцарт, но она у меня ассоциируется с пасхальным европейским звучанием, светской музыкой, написанной специально для службы. С Уфой сложнее. Она для меня сочетание двух рингтонов. Один предваряет объявление по радио: «Сейчас 12 часов дня», другой из песни Хусаина Ахметова про Уфу. Довольно эклектичный образ.
– До школы вы говорили исключительно на башкирском языке, русский пришел в вашу жизнь позже. Это принципиальное правило вашей семьи: дома общаться только на родном, вы бы перенесли в свою?
– Язык очень важен. Моя мама – русская, сама выучила башкирский, ее никто не заставлял, и когда я родилась, уже говорила со мной на родном языке. Она понимала, как это важно для семьи папы, восприняла язык как проводник к пониманию, мышлению. Может выразить на башкирском какую-то мысль, где нет прямого, дословного перевода на русский, понимает все тонкости национального языка. Я тоже легко воспринимаю другие языки. Пытаясь говорить на них, будто проникаешь в суть культуры нации. Бывая за рубежом, стараюсь хотя бы усвоить несколько слов. На базовом уровне могу общаться на итальянском. Когда ездила на конкурс в Италию, чувствовала себя комфортно. Невероятное удовольствие прикоснуться к какой-либо Вселенной: французской, испанской, португальской. Говоря на башкирском, на ментальном уровне чувствую связь с предками. Как будто мне доступно большее понимание жизни, больше ярких красок и полутонов.
– А на каком языке вы думаете?
– Я бы сказала, что переключаюсь, не перевожу, мысли формируются на башкирском.
– Сейчас мы с вами говорим на русском, значит, и думаете на нем?
– Да. Поэтому мне иногда трудно подбирать слова, когда затрагиваю область музыкальную, где язык мышления не вербальный.
– За что любите родной город?
– Меня часто спрашивают, почему я не уехала. В Уфе нравится комфортный темп, это не Москва с ее сумасшедшим ритмом. Когда приехала туда впервые, вопрос, который вертелся в голове, был: куда вы все бежите, а через полгода бежала быстрее москвичей. Для меня это стресс. В Уфе насыщенный темпоритм, но притом не страдаешь, что не все успеваешь. Мне нравится центр, особенно улица Коммунистическая, что выше Ленина, старинные губернские дома. Люблю парк Салавата Юлаева, где мы гуляли в детстве. Для меня он так и остался имени Крупской.
– Вам 35. Значит ли что-нибудь для вас эта цифра?
